Кайлера, которого мне ещё предстоит отыскать и наказать как следует за использование нашей схожести в не иначе как корыстных целях. Так и скажу ему, прежде чем дать засранцу в зубы.

Миную арку и не могу не поморщиться от резанувшего глаза освещения. Лазерное шоу в самом разгаре: прожекторы вращаются вокруг своей оси, алые росчерки бродят по стенам и танцполу, то и дело ускоряясь или почти замирая – в зависимости от разрывающей динамики музыки.

Башка начинает трещать сразу же. И что я находил в этом месте, объёбанный в ноль? Впрочем, ответ явственно прозвучал в самом вопросе. Некрытому в этом адском месте делать абсолютно нечего.

Останавливаюсь на узком подобии неогороженного балкона, на который вывел резко сузившийся коридор, и, прищурившись, чтобы не так резало глаза, пытаюсь разглядеть что-нибудь в колыхающейся живой массе внизу.

Ни хрена.

Спускаюсь вниз по чёрной винтовой лестнице, и на последних ступеньках живая волна подхватывает объятиями десятка рук, касаниями бесчисленного количества тел, относит к центру танцпола, швыряет на пару метров вперёд, назад. Но нет того привычного кайфа, ощущения движения, единения с музыкой. Я был прав, когда думал, что слишком трезв для этого места. Раздражает.

Кое-как пробираюсь к белеющим у противоположной стены дверцам в узкие кабинки для быстрого перепиха или очередной хапки. Одна из "изюминок" этого места.

Изюминок… Бас меня просто уничтожает. Ещё немного, и барабанные перепонки лопнут, и хлынувшая кровища сольётся с полом.

Алое. Слишком до хера алого, в глазах рябит.

Меня хватают за запястье почти у первой из целого ряда дверей. Инстинктивно вырываю кисть и уже готов замахнуться, как ещё одна ладонь цепляется за моё плечо и буквально виснет на нём.

Можно даже не оборачиваться, чтобы наверняка узнать хозяина цепких лапок и пропахших вишнёвым табаком волос, твёрдых от лака. Более чем знакомый запах.

– Затянуться и не выдохнуть, херашеньки как похожи!

Звуки съедают интонацию, остаётся только голая сухая фраза, её остов, смысл.

Морщусь от алкогольного выхлопа вкупе с разрывающими голову музыкой и освещением. Особенно отвратительно, кажется, вот-вот стошнит.

Перехватываю костлявое запястье, съехавшее на моё предплечье, и, легонько сжав в знак приветствия, отрываю от себя, чтобы повернуться лицом.

– И где? Где ЭТО?

Эрик кренится набок, моргает, фокусируясь на моём лице, и, похлопав ресницами, молча кивает в сторону предпоследней кабинки.

Не теряя времени, направляюсь к указанной двери, и в спину доносится смазанный поток явной нецензурщины. Не разобрать, среди всего этого хаоса не громче чем шёпот чьих-то мыслей.

На ходу разминаю шею, чувствую, как хрустят позвонки. Чувствую, но не слышу.

Уже бесит! Как же блядски бесит! Раздражает, нервирует, выводит из себя до помутнения рассудка, до нервной дрожи, до почти наркотического опьянения.

Слишком трезвый для этого места. В третий раз об этом думаю. Думаю, делая последние шаги и хватаясь за гладкую ручку.

Пальцы скользят по пластику, медленно тяну на себя, вместо того чтобы распахнуть рывком. Буквально по сантиметру, и не потому что меня смущает вид сношающихся пьяных утырков. Вовсе не поэтому.

И музыкой долбит по башке, так долбит, что я, кажется, этому предпочёл бы отбойный молоток. Глэм-рок не самое моё любимое направление…

Внутри комнатушки темно, только лишь расплываются очертания стен, а в центре – смутное светлое пятно.

Шагаю вперёд и безошибочно цепляюсь пальцами за ворот футболки этого "светлого пятна". Выдёргиваю на свет и едва ли могу сразу сфокусироваться.

После нескольких мгновений, проведённых в спасительном чёрном, алое ебашит по мозгам с новой силой.

Первое, что всплывает, это его обозначенные чёрным контуром глаза. Шальные, распахнутые, блестящие.

Перехватывает мои кисти и, приподнявшись на носках, заливисто смеётся, а я понимаю, что не обязательно видеть его зрачки, скрытые под контактными линзами, чтобы понять, что он явно под кайфом.

Пальцы сжимают ткань куда сильнее, тянут ворот вниз, и я скорее даже представляю, как трещат белые швы. Представляю, потому что невозможно узнать, так ли это – всё съедает выхлоп колонок.

Дёргается рядом со мной, извивается всем телом, льнёт, липнет, вжимается в бёдра, а я отчего-то молчу, просто удерживаю его рядом и не могу разлепить губы.

Смеётся, проговаривает что-то, легонько касаясь носом моей шеи. Ощущаю лишь налипающее дыхание, как оно ложится на и без того разгорячённую кожу, липнет к ней.

С силой жмурюсь и буквально насильно выцарапываю себя из оцепенения аккурат в тот момент, когда, оцарапав скулы, острые ноготки касаются моих губ. Обхватывает за шею второй ладонью, удерживается, впиваясь пальцами в плечо, шатается на носках, и…

Отпихиваю его от себя, так чтобы вписался спиной в белую обшивку дверной створки. Оказываюсь рядом в один прыжок и, хорошенько встряхнув, заботливо прикладываю его затылком о стену. Морщится, но даже не пытается высвободиться, только, зажмурившись, потирает затылок.

Вклиниваю бедро между его ног и, прижимаясь, давлю всем своим весом. Губами почти касаюсь маленькой мочки уха, почти… Чуть выше, но можно дотянуться языком.

Дёргаю его ещё раз, для верности легонько двинув под рёбра. Выдыхает, пытается сгорбиться. Жалею, что не увидеть его лица, что не увидеть со стороны, каким бываю я, когда испуган.

Испуган, или же дрожь вызвана чем-то иным?

Бедро чуть подаётся вперёд, давит на его промежность и легонько гладит грубый шов на джинсах. Ладонью нахожу его глотку. Кадык ходит под пальцами, судорожно дёргается вверх вниз.

Жду, когда заговорит первым, совсем не долго жду. Ровно столько, сколько потребовалось мне, чтобы коленом надавить на строчку ширинки.

– Ты! – Сил ему хватает только на один злобный вопль, остатки фразы – негромкими хрипами; но я близко, я слышу, – Какого чёрта ты?!.

– Это я должен спрашивать, чего ТЫ пытаешься добиться?

Вытягивается, пытается отстраниться, не касаться меня, но разве это сложно?

Придвинуться ещё на пару сантиметров, так чтобы надавить на грудную клетку и заставить ещё побороться за лишний вдох. Ты же привык к этому, верно? Тогда почему не пытаешься сейчас?

Молчит, и я, не сдержавшись, прикусываю его ухо. С чувством прикусываю, вбирая тонкий хрящ в рот и, помедлив немного, сжимаю зубы. Шипит, ведёт шеей влево, пытается отстраниться, и я чувствую, как пальцами начинает теребить низ моей футболки, комкает материю.