Не выходит улыбнуться в ответ, только ебальник, как после тотальной стоматологической заморозки, косит.
– А, вот же он! – Натыкается пальцами на посеревший от времени бок, бликующий полоской скотча, и я едва держу себя в руках. Едва-едва, чтобы не…
– Слушай. – Выглядит растерянным и, слепо прищурившись, пытается разглядеть что-нибудь на абсолютно чёрном, погасшем экране. Тыкает на кнопки, но безрезультатно. Не включается. – Неужели сдох? – понижая голос до пугливого шёпота, спрашивает и выглядит настолько беззащитным, что…
К херам, не выдерживаю. Выдираю уродливый кусок пластика из его пальцев и с чувством швыряю на пол, запоздало надеясь, что без очков он не разглядит эмоции, мелькнувшие на моём лице.
– А…
– На хуй его, детка. Я куплю тебе другой. Любой, какой захочешь. С платиновым корпусом и именной гравировкой, хочешь?
Скажи, что хочешь, пожалуйста, скажи это, скажи, что ты справился, смог переступить, разорвать все нити, связывающие с глубоко зарытым деревянным ящиком.
– Но этот… - растерянно замолкает, наблюдая за тем, как я раздеваюсь и укладываюсь назад, занимая своё место рядом с ним.
Тяну на себя за запястье и, сбитого с толку, всё никак не сообразившего, не ответившего хоть что-нибудь, укладываю на своё плечо. И если бы было где ещё почерпнуть уверенности, заставить голос звучать твёрдо, а не опасливо срываться в ебеня на каждом втором слоге.
– Хочешь, возьми мой?
Медленно качает головой и закидывает на меня ногу, потягивается и, вдруг спохватившись, дёргается:
– Блин! А время?! Универ, идиот!
Подрывается на ноги вместе с одеялом и, запутавшись, комкает и швыряет в меня. Даже не пытаюсь перехватить, только закрываю глаза, когда лёгкий снаряд плюхается прямо на лицо.
Господи, я знаю, что тебя нет, но спасибо тебе за это.
– Ты торчишь мне Верту, понял?! – приглушённо из-за скомканного одеяла доносится откуда-то из глубины квартиры, и я могу только кивнуть, даже зная, что не увидит.
Скачет туда-сюда, одеваясь, подбегает к кровати и, судя по звуку, останавливается рядом, в ногах.
– У тебя точно всё в порядке? Никаких больше пузатых скелетов в шкафу?
Звучит крайне подозрительно и явно скрещивает руки на груди.
– Ни одного.
Неопределенно хмыкает и, пошуршав ещё немного, хлопает входной дверью.
Да, всё в порядке.
Вцепившись в одеяло растопыренной пятернёй, представляю, что это чья-то хрупкая морщинистая шея.
Стягиваю с лица вниз. Кажется, скулы пылают.
Да, в порядке. Именно так я буду отвечать глумящимся чертям, когда попаду в ад.
Глава 20
Короткими перебежками, почти обтираясь курткой о бетонную стену, то и дело озираясь и избегая пятен, выхваченным светом редких фонарей, пробираемся в самое сердце района. Почти опустевшего, расселенного и подлежащего сносу.
Всё равно почти ни хера не осталось. Только вставший завод по переработке пластика, едва ли не бесконечная свалка и парковка, огороженная хлипкой, давно не цельной сеткой.
– Может, напомнишь мне, какого хера мы тут… – снова начинает недовольно заводить Кайлер откуда-то справа, держась за моим плечом.
Знал ведь, что не стоит тащить мелкого, но не-е-ет же: "Да чо ты, Рэндал, бери пацана тоже, ему прикольно будет". Спасибо, Джеки. Пока не прикольно никому, включая самого то и дело лезущего с тупыми вопросами Кая и порядком заёбанную им и резко опустившейся температурой банду.
Закатываю глаза и оборачиваюсь к нему, чтобы рявкнуть уже, как меня опережают. Сайрус отвешивает ему слабенький подзатыльник, шипит что-то, и снова тихо становится. Только клубы пара вырываются изо рта.
На часах около полуночи.
– Вон он! Уже вижу!
Высовываюсь из-за угла здания вслед за Джеки, и действительно: знакомый покосившийся кованый забор тут как тут, огораживает территорию завода, около которого мы трёмся, от маленького, некогда популярного в узких кругах заведеньица, периметр которого всё ещё патрулирует одинокий сторож, кстати. Подумать только, из года в год один и тот же. Не видно его вроде, должно быть, торчит в своём вагончике с другой стороны здания, около ступенек, ведущих к главному входу.
Неужто там всё ещё есть, что переть?
Рупс подбирается сзади и, опираясь на мои плечи, привстаёт на носки, чтобы тоже выглянуть.
– Давай, пошли!
Притормаживая, пропускаю ребят вперёд и, схватив Кая за воротник толстовки, буксирую за собой, наблюдая, как Джеки, набирая необходимое ускорение, прыгает и, уцепившись за самую верхнюю перекладину, рывком подтягивает свою тушку и через мгновение оказывается на другой стороне. Прыгает на месте и растирает ладони:
– Холодный, сука… Вы там чего? Я один пойду?
Оборачиваюсь к Каю и, подмигнув, киваю в сторону Джека:
– Ты как, подсадить?
Фыркает и, вжикнув молнией, застёгивает куртку под горло.
– Да иди ты.
Цепляется за прутья, перебирается вслед за остальными. Подождав, пока отойдут, немного отступаю назад, разбегаюсь для прыжка.
Схватиться, подтянуться, не уебаться.
Удобные кроссовки мягко пружинят о промёрзший грунт, и я, не удержавшись, показываю Джеки кончик языка. Возвращает вытянутым средним пальцем. Кай только закатывает глаза.
– Вам что, по пятнадцать?
– Ты не сечёшь, это традиция, детка, – приобнимая за плечи, отвечает ему Рупс и, развернув, уводит в сторону темнеющей, всё больше приходящей в негодность развалюхи.
Не называй мою детку деткой!
Хочется выкрикнуть это ему в спину, но тогда наверняка выскочит дремлющий в своей будке сторож, а заряд каменной соли – или что там у него в ружье? – явно не вызовет божественную эйфорию, застряв в чьей-нибудь заднице.
Нагоняем ни хрена не сладкую, учесавшую вперёд парочку и, присев на корточки, вместе с Саем принимаемся ощупывать заколоченный досками дверной проём. Почерневшие, рассохшиеся от времени и перепадов температур, отсыревшие и отвратительно склизкие.
– Ты их пальцами отдирать собрался? – насмешливо интересуется Кай прямо над ухом, и меня так и подмывает дёрнуться и дать ему затылком в зубы. Слабенько, чтобы пиздел чуть поменьше.