– Вы двое трахались, да?

Отвечаем почти одновременно и не задумываясь. Только вот её "да" хуёво ложится на моё "нет".

Мальчишка хмыкает и кивает себе, подтверждая какие-то там догадки.

Морщусь и решаю, что лучше уж сразу сам, чем отвечать на поток каверзных вопросов.

Последнее, о чём я хочу вспоминать, так это о том, сколько же баб побывало в моей койке.

И сразу же ассоциации в голове. С чёртовой сукой Джейн, которую я с таким трудом пусть и на время выпилил из своих мыслей.

– Это было так давно и по такой синьке, что я почти ничего не помню. – И заметив, что она тонко улыбается, не отвлекаясь от работы, мстительно добавляю: – Чётко только то, что сиськи у тебя тогда были меньше и татуировку на лобке.

Бьёт меня локтем по свисающей ноге, но явно не обижается.

Невольно замечаю, что так, слегка растрёпанной и с почти съеденной помадой, она выглядит моложе своих лет.

Даже ностальгия, заворочавшись, просыпается где-то внутри. И не по пьяному неловкому сексу, а по тому времени, когда мы куда чаще зависали все вместе, а я более-менее тянул скорее на радостного распиздяя, а не конченного засранца.

Керр тоже не считает нужным развивать эту тему, и установившееся молчание совершенно не напрягает.

Лениво наблюдаю за тем, как постепенно вырисовывается картинка на тонком запястье, проявляется всё больше и больше деталей. Исчезает уродская синева, цифра за цифрой, покрываемая рисунком.

Кай старается не смотреть лишний раз, это я заметил почти сразу, но всё же иногда не сдерживается и нет-нет да опасливо зыркнет поверх экрана, словно мерно жужжащая машинка может его укусить.

Обнимаю его под грудью, ближе тянуть уже некуда – и так почти всем весом лежит.

– Может, ещё поспишь? – насмешливо предлагаю, забирая у него мобильник и закидывая его куда-то себе за спину.

Согласно кивает, проглатывая вместе с сарказмом, и действительно прикрывает глаза, повернувшись к моему лицу.

– Может быть.

Кажется очень спокойным, умиротворенным даже. Уголки губ приподняты, словно его убаюкивает моего сердца стук, иначе зачем так прижиматься ухом к груди?

Ладонью касаюсь холодной скулы.

В чем-то даже зависть берёт, но тут же мысленно улыбаюсь, вспоминая себя в двадцать лет, как мечтал отрастить брутальную бородку, а на подбородке колосились жалкие три волосины.

Поглаживаю гладкую кожу и большим пальцем цепляю за подбородок, легонько нажимаю, приподнимая его голову повыше, чтобы удобнее было. Удобнее, склонившись, поймать его чёртовы упрямые губы.

Приоткрытые и податливые сейчас.

Почти касаюсь.

Почти накрываю их своими.

Почти, потому что хрупкое очарование момента разрушает истошная трель снятого с вибро мобильника.

Кай тут же открывает глаза, сглатывает и упорно делает вид, что всё, что его сейчас интересует, это как тонкая игла раз за разом прокалывает его кожу.

Пошёл уже четвёртый час непрерывной работы – всегда охуевал с такой выдержки мастеров, – и картинка почти готова, осталась только прорисовка теней и бликов на проглядывающих через зияющую алую рану поршнях.

Нашариваю трубку, и хватает одного взгляда, чтобы остаточное тепло в груди испарилось, чтобы рёбра покрылись инеем и, кажется, даже растрескались.

Последние цифры высветившегося номера узнаю сразу же, несмотря на то, что звонил он мне всего один раз. Неделю назад.

Скидываю, с такой ненавистью долбя пальцем по экрану, словно тыкаю в накрашенный глаз этой суки, а не на мигающий красный круг.

Выключаю вовсе и, ощутив, как корпус выскальзывает из вспотевшей ладони, психую окончательно. Легонько пихнув растерянного Кайлера, выбираюсь из кресла.

– Ты куда? - Вопрос нагоняет, уже когда шарю по карманам куртки в поисках пачки, отыскав которую, демонстрирую ему, подняв повыше.

– Пойду траванусь.

– Сдохнешь к тридцатке от рака лёгких.

Киваю, вытягивая губами сигарету, и выхожу на улицу прямо так, в футболке, решив не брать куртку.

Стоит остыть не только внутри. Успокоиться.

Шарю по карманам, выуживая из джинсов зажигалку. Спешно затягиваюсь, кажется, втягиваю даже больше, чем вмещают лёгкие, и, не выдержав, захожусь в приступе кашля.

Сука!

Складываюсь напополам и чувствую себя невозможно жалким в этот момент. Психанув, выкидываю дымящуюся сигарету.

Долетает только до шестой ведущей вверх ступени и замирает там, подсвечивая в темноте алым, медленно пожирающим бумагу и табак огоньком.

Вытягиваю вторую из пачки, щёлкаю кремнем снова и, подумав, немного присаживаюсь прямо на холодную ступеньку, наплевав на шикарную перспективу отморозить яйца.

И всё глубже и глубже проваливаюсь в прострацию, пытаюсь перемогаться, выкарабкаться назад, ногами и руками уцепившись за Кайлера, выбросить к чертям всё это дерьмо из головы.

Затягиваюсь и не спеша выдыхаю дым.

Необычайно ясно, кристально-чисто, словно не на чёрную дверь, тонущую в клубах сизого дыма, смотрю, а куда-то вглубь своей грудной клетки, явственно понимаю, что с Каем тоже надо что-то делать. Что-то, что заставит его чувствовать себя в порядке не только временно.

Сжимаю фильтр зубами и понимаю, что, собственно, все мои "могу" ограничиваются открытием отдельного счёта в банке. Тяжко думать башкой, а не кошельком, когда последнее плотно вошло в привычку.

Только вот останется ли он, когда узнает об этом? Или не говорить вовсе? Потом? Но когда настанет это "потом"? Он окажется прав и первым надоест мне, или же уйдёт сам после того, как Джейн проведёт генетическую экспертизу и раструбит об этом во всех возможных источниках?

И снова в жар бросает, несмотря на холодину на улице. Футболка начинает липнуть к коже и почти сразу же ледяной становится.

Не может быть.

Не могу поверить.

Не могу поверить, что действительно связался когда-то с этой дикой сволочной сукой, решившей так круто поиметь меня. Кто бы мог подумать, что в итоге меня как перчатку натянет баба.

Мысли скачут с одного на другое, с другого на третье, с третьего на десятое… И так, пока сигарета не прижигает пальцы, а дверь не открывается созвучно хлопку пневматики в моей голове.